– Привет, маленькая, – подхватил он на руки счастливую девчушку, которая тут же начала ему слюнявить щеки, ощущая, как в груди разгорается нежность.
– Смотри, как я могу.
Поудобнее устроившись в крепких руках брата, она вытянула перед собой руку, на которой спустя мгновение стал расти огненный шар, постепенно увеличиваясь в размерах.
– ИГОЛКА, КНЯЖНА, – одновременно раздались два строгих голоса: Катаюн и Пита Непоседы, неизвестно как оказавшихся рядом.
Даринка испуганно вздрогнула от их окрика, потеряла концентрацию, и выросший уже до хорошего яблока шар попытался сорваться с ее руки, которую тут же накрыл своей ладонью Призрак. Татуировка на щеке князя полыхнула темным пламенем, а еще через мгновение на землю стали падать горячие брызги.
– Давай ты мне потом расскажешь, чему еще научилась? – погладил по волосам испугавшуюся, наверное, больше всех девушку Призрак.
– Угу, – кивнула она.
– Под присмотром, – опуская ее на землю, добавил он, на что получил еще один кивок.
– Привет, родитель, – сказала подошедшая Ката, одновременно хлопая по попке Дарину и целуя его в щечку.
– Рад тебя видеть, Ката, – улыбнулся князь, похлопывая по гриве подошедшего Агата, который проявлял все подвластные ему эмоции, чтобы показать, как он счастлив, увидев Атея. – Ты Оплот совсем без присмотра оставила?
– Там Гаспар с Хальдом остался с двумя сотнями «каменнолобых», тремя сотнями верховых туров, княгиней и тремя чокнутыми магистрами. Бруно Пепел – тот нормальный. Если столице что и угрожает, то только они сами.
– Две сотни «каменнолобых»? – снова удивился князь. – А эти две тогда откуда? – кивая в сторону серьезно рассматривающих его гномов, сказал Атей.
– Бать, давай потом? Говори, кого нужно привести к покорности?
– Не к покорности, Ката, – согласился он с ней, что дела в первую очередь. – Наказать. Так, чтобы это запомнили надолго. Чтобы будущие матери пугали этим своих детей, остерегая их от того, чтобы те пошли по пути грабежей и убийств.
– С особой жестокостью или просто подчистую? – уточнила девушка.
– Второе. Но главарь мой.
Город был разбужен цокотом сотен копыт, конским ржанием и стройным шагом воинов, от которого подрагивала под ногами земля, что маршировали по улицам Резена в сторону квартала Тарека Совы. Обыватели сначала робко выглядывали в щели ставен, но потом, словно горох из распоротого мешка, посыпались на улицы, с восхищением глядя на проходящих воинов князя Сайшата. Воинов ИХ КНЯЗЯ.
На хмурых гномов с большими ростовыми щитами, секирами и арбалетами за спинами, с головы до кончиков пальцев на ногах закованных в крепкую броню. На ухмыляющихся в предвкушении хорошей драки андейцев, с расстегнутыми на груди меховыми безрукавками и с топорами и мечами исполинских (как им казалось) размеров, которые они небрежно несли на плечах. На красавцев альвов, стройных и изящных, но смертельно опасных, о чем говорили височные косицы, бьющие их по левым щекам. На меднокожих урукхаев, скалящих в добродушных улыбках клыки. На сидящих за их спинами разумных с закрытыми шелковыми платками лицами, так похожих своими фигурами на девушку, что сопровождала князя. На многочисленную стаю волков, которых благодаря Партату уже не боялись, а стремились, как малые дети, тайком их погладить.
Ночная гильдия Резена обречена, теперь это понимали все.
Дверь в кабинет Тарека с треском обрушилась, когда в нее ударилось мертвое тело бойца, что стоял на страже.
– Я знал, князь, что ты придешь сам, – грустно улыбнулся парх, облегченно вздохнув. – Не убивай меня, пока не выслушаешь. А лучше позволь это сделать моему брату, – кивнул он на Дарека, который входил в комнату в сопровождении пары вайронов, что пристально следили за всеми его движениями. Оружие у него отнимать не стали, чтобы не унижать раньше времени, но вот пригляда не лишили.
– Почему? – потрясенно спросил его Щепа.
– Ради тебя, брат, – сказал парх и вдруг закашлялся, выплевывая на стол ошметки окровавленной плоти. Дарек чуть дернулся от пронзившей его догадки. – Да, Дарек, меня отравили. Знал бы ты, сколько мне стоило сил, скрыть это от тебя. Сразу скажу – кто это сделал, не знаю. Уверен лишь в том, что он из тех, кто всегда находился рядом.
Тарек замолчал, вытирая куском грязной холстины струйку крови, что сбежала из уголка его губ. Князь хмуро молчал, молчали и его воины, успевшие очистить гнездо парха от его подчиненных и теперь ждавшие, когда им прикажут поставить точку, завершая это дело.
– Но это не главное, – грустно улыбнулся он. – Ты должен сделать все, чтобы твои дети жили нормально, чтобы они не знали того, что довелось пережить нам с тобой. А при нашей профессии сделать это невозможно. Больше того, – он обвел всех взглядом, обращаясь в первую очередь к князю и его воинам – Людям нашего круга заводить семью не рекомендуется.
Тарек Сова снова закашлялся, на этот раз приступ длился дольше, но за это время снова не прозвучало ни одного слова.
– Буду заканчивать, а то издохну не от ножа – грустно будет, – покачал он головой. – Я уверен, что князь уже знает, что твоя жена с детьми находится у него в Оплоте, брат, но тебя это не должно волновать. Я успел его узнать: добрый с друзьями и беспощадный с врагами. Ты ему не враг. Пока не враг. Я специально затеял всю эту возню, чтобы пусть и числом больших жертв, но добраться до своего убийцы, а заодно помочь князю очистить от нас Резен. А ты теперь, брат, у ночников изгой – покинул гильдию, чтобы служить правителю, завел семью, – последний раз улыбнулся он и серьезно закончил: – Так стань своим для его светлости и его воинов. А теперь сделай свое дело.
Щепа посмотрел сначала на устало откинувшегося на спинку стула названого брата, а потом на князя, который, чуть помедлив, кивнул и развернулся, чтобы уйти. Но вдруг обернулся.
– Дурак ты, Тарек, – без эмоций сказал он. – В Оплоте теперь такие маги, что новое тело к голове пришить могут.
– Теперь уже поздно, ваша светлость, – без сожаления о содеянном ответил Сова.
– Именно, – кивнул Атей. – Но выбор твой уважаю, хотя все равно не простил бы тебе пути его решения, сложись все немного по-другому, – Призрак на мгновение оскалился. – В городе среди погибших были две девушки. Совсем молодые и ни в чем не повинные девушки, – рыкнул он и уткнул в грудь Щепы свой палец. – Такие же, как и его дочери. В чем они были виноваты?
– Свершенного не изменить, – снова повторил бывший парх.
– Ты прав, – успокоился Призрак и безжалостно добавил: – Но прежде чем твой названый брат сделает свое дело, хочу тебе сказать, я постараюсь сделать все, чтобы разумные навсегда забыли твое имя. Ты не оставишь ничего после себя, уйдешь, словно и не было тебя на Тивалене. Впрочем, тебе может быть все равно. Вот только я почему-то уверен, что там, – он указал в потолок, – души получают свое право на перерождение не за просто так. Прощай, парх, на месте твоего района получится прекрасный парк для жителей Резена.
Атей развернулся и пошел на выход из гостиницы.
– Папка, – пристроилась у левого плеча Тахере, когда они вышли на воздух. – Теперь я поняла – вот это ты имел в виду, когда говорил о каком-то там равновесии и предупреждал, что будет тяжелее.
Атей грустно улыбнулся.
– Все только начинается, Птаха. Все только начинается.
Эпилог
Возвращающегося «блудного князя» встречал, наверное, весь Оплот. Но прежде чем тот увидел радостные лица своих подданных, он на время потерял дар речи, когда неспешно выехав из-за Зеленой Рощи, в глубине которой он давно заметил тени сопровождающих их параллельным курсом «детей леса», увидел высившуюся серую стену, которая шпилями своих башен, казалось, царапает низко летящие облака. Как она смогла вырасти за время его отсутствия, он не знал, но зато был точно уверен в ее материальности.
Вдруг воздух наполнил пронзительный чистый звук горнов. Створки даже на вид несокрушимых ворот Оплота поползли в стороны, а навстречу князю вынеслась женская фигурка, которую сопровождали два десятка воинов, половина которых были конные, а вторая двигалась на четырех лапах. Не доезжая сотню шагов, кавалькада перешла на шаг и медленно, с достоинством приблизилась к Призраку.