– Ты опять уйдешь в свой лес? – спросила она, цепляясь за меня взглядом, воспользовавшись моментом, что нет посторонних и нежелательных свидетелей. Няньки да кормилицы, наверное, не в счет.
– У священников святой воды не хватит окроплять городище, пока я здесь ошиваюсь. Да и самому в лесу спокойней.
Выдерживая почтительное расстояние, я не спеша, словно кот, обошел красавицу вокруг, рассматривая детали одежды, фигуру, осанку. Принюхался к ее запахам, таким сложным и непривычным. Ярославна только вертела головой, стараясь не упустить меня из виду. Сопровождающие ее женщины осторожно попятились. Надо сказать, эти дамочки выглядели как гренадеры – с такими провожатыми гулять можно где угодно. Придется – и медведя заломают, не вспотеют. Голыми руками скрутят, похлеще тех охранников, что возле боярина прошлый раз отирались.
– Но, глядя на вас, прекрасная девушка, я готов оставаться в городе сколько угодно, лишь бы иметь возможность хоть изредка видеть эти чудесные глаза, чистые и глубокие, как небо над головой. Блеск драгоценных камней меркнет, золото тускнеет от светлого лика. И нужно быть слепцом, чтобы пройти мимо и не восхититься. Ради таких, как вы, прекрасная боярышня, свершаются великие подвиги, слагаются песни. С вами могут сравниться лишь солнца луч да свет луны, что кружат свой нескончаемый хоровод в небе над этой грешной землей.
Вот это я загнул! Не уверен, что милая девушка поняла хоть половину слов, что я изливал из себя, как мед, мурлыча котом, неспешно вышагивающим на мягких лапах. Но она наверняка почувствовала, что все сказанное – хвала ее небесной красоте.
Ярославна смеялась, прикрыв лицо краешком платка. На ее розовых щечках появились ямочки, веки томно опустились. Она почему-то не решалась посмотреть мне прямо в глаза. Да уж, эту девушку комплементами не баловали.
Такое удачное стечение обстоятельств, неожиданное знакомство. Я не мог упустить шанса.
– Смею ли я надеяться, увидеть вас вновь? Смотрю я, провожатые ваши дамы уж косо смотрят на меня, как бы не подумали чего плохого. Не стану испытывать их терпение и поспешу удалиться, но с робкой надеждой, что мы увидимся снова.
– Да тьфу на него! Свет наш! Золотко! Гони его! – запричитала одна из женщин в окружении девицы. – Щербота! Бесовское племя! Прочь поди! Откуда пришел, туда и сгинь, грязнушек варяжьих обхаживай, смерд, а на девку нашу не зарься! А вот сейчас как десятников кликну, натерпишься от них, невежда! Прочь с дороги!
– Вижу я, милая, что горят глаза, как ясные звезды, а сердце так и заходится, что у воробушка, – сказал я, совершенно не обращая внимания на угрозы со стороны ее теток. – Видел я города, видел страны, был в морях и в горах, но нигде не встречал такой чудесной и прекрасной, как ты, боярышня Ярославна! Рад был знакомству, уйду, коль гонят, дабы не прослыть грубияном и задирой. С нетерпением буду ждать следующей встречи.
Сказав это, я повернулся и пошел по центральной улице к воротам. Больше ничего не удерживало меня в этом месте – назвать городом это сборище вкривь и вкось натыканных где попало домишек, опоясанных частоколом, у меня просто язык не поворачивался. Не было ни гроша в кармане, чтобы задерживаться в лавках торговцев, а без дела топтаться на рыночной площади, привлекая к себе внимание, ни к чему.
Произошел какой-то переломный момент, событие, которое расставило все по своим местам. Я прошлый, человек из будущего, наконец-то догнал сам себя в этом времени. Словно бы душа и тело до этого момента были отдельно, далеко друг от друга, но теперь все вернулось на круги своя. Я стал самим собой. Тем веселым и компанейским парнем Артуром, какого знали все. Плевать на условия, в которые я попал, главное – жив, здоров, и должен радоваться этому. Мне удалось освоиться, принять эту реальность как единственную, а не как одну из возможных форм существования, что само собой порождало бы неуверенность и апатию.
Настроение улучшилось, голова прояснилась. Мрачность, злоба, вечное недовольство и воинственная неприязнь ко всему, что меня окружает, разом исчезли. Я вдруг понял, что не нужно выживать, можно просто жить и заниматься своим делом, тем, которое по душе, которое, возможно, не мог позволить себе в той прошлой (или будущей?) далекой и утраченной жизни. Вот и проверка на вшивость, вот испытание для настоящего мужика. Скисну, сдамся – затопчет колесница истории, захлестнет вал событий. Упрусь рогом, пойду напролом, буду вертеть ситуацию по собственному усмотрению – глядишь, чего и добьюсь.
4
Петра в хижине не было. Он часто уходил, порой на несколько дней, я даже не беспокоился по этому поводу. К вечеру подморозило, и я решил прибрать в доме. Даже простенькая хижина на болоте без хозяйки быстро превращается в берлогу, и от этого становилось неуютно. Честно сказать, вся моя уборка больше напоминала распихивание по углам того хлама, что валялся под ногами, но в зачет шло хотя бы желание навести порядок. Я и дома у себя убирал так же и терпеть не мог, когда это делал кто-нибудь другой.
Чувствовал я себя хорошо. Свежий воздух бодрил, припорошенное снегом болото уже не казалось таким зловонным. Лес с непугаными лесными тварями, который в первые дни казался мне дремучим и заповедным, теперь больше напоминал центральный городской парк, где все было знакомо и понятно. Я уже очень хорошо научился ориентироваться в этой непролазной чаще, наконец запомнил дорогу через топь, хоть скоро и шарахнут морозы, и домик в лесу будет доступен с любой стороны – даже с берега реки можно будет добраться без проблем. Противоположный берег мной был еще совсем не изучен, так что на предстоящую зиму дел у меня было достаточно. В голове крутились наметки планов. Мне просто необходимо было перестать зависить от Петра и перестать злоупотреблять его гостеприимством. В зиму можно будет навалить достаточно леса, ровных и стройных сосен, чтобы уже весной начать строительство собственного дома. Мелькнула было мысль заняться производством кирпичей, но я вовремя сообразил, что ближайший строительный рынок остался в двадцать первом веке, и будь у меня даже миллион кирпичей, они ничего не стоят без цемента. Так что в любом случае придется готовиться пока к строительству деревянного дома, а там уж куда кривая судьбы вынесет. Соорудить кузницу придется, и даже по самым завышенным подсчетам сделать это будет не сложно. Болота здесь на руду богатые. В зиму займусь тем, что стану выжигать уголь да строить кричные ямы. Одному будет непросто, но, может, Петр изъявит желание принять участие. Даже если стану производить гвозди, уже смогу сколотить себе неплохое состояние, а так, были бы кости – мясо нарастет. Стоит только начать, а там дело само пойдет, материалом обзаведусь и рынок сбыта найду. Освоюсь с технологиями, стану делать вещи посложней.
Я валялся у очага, стараясь убедить себя поднять зад, натаскать воды и как следует помыться, но было откровенно лень. Тем более что процесс это непростой и довольно длительный. Пока воды натаскаю, пока дом нагрею, пока воду заварю. Да, воду приходилось именно заваривать. Странное, немного необычное, но все же весьма логичное действо было трудоемким. Для нагрева воды требовались большие камни, которые чуть ли не докрасна нагревались в очаге, а потом деревянными клещами опускались в кадку с водой. Железной или чугунной емкости, чтобы поставить на огонь и держать горячей воды всегда вдоволь, не было. А те кувшины, которые я делал, были максимум на три литра или чуть больше того. В печь для обжига сосуды большего размера просто не помещались, да и велика была вероятность, что кувшин лопнет. Не бывает так, чтобы у человека, который только наблюдал за работой опытного гончара, с первого раза получилось что-то путное. Разумеется, я не мог вспомнить всех нюансов, не учел каких-то обстоятельств. Не то что до совершенства, даже до нормальной, приемлемой работы было еще далеко.
Кстати, на общем фоне местных жителей, как деревенских, так и городских, я выделялся запахами куда более приятными. Банальная формула «ты то, что ты ешь» здесь выражалась явственно и наглядно. Одежда из натуральной кожи и шерсти, изо льна и крапивы невероятно легко впитывала запахи. Тесное общение с домашними животными, обработка шкур и мяса лесных обитателей, рыбы и птицы создавали, мягко говоря, весьма своеобразную картину запахов. С тех пор, как я был вынужден отказаться от курения, мой нос стал настолько чувствительным и восприимчивым к малейшим изменениям, что только и оставалось удивляться такому приобретению. Некоторые ароматы словно бы вернулись ко мне из далекого детства. Это было забавно и непривычно, помогало лучше изучить окружающий меня сейчас мир.