Лес в окрестностях Мегара стал местом, через которое «необращенцы-вайроны», ведомые своими сородичами, стекались к князю, чтобы снова почувствовать себя полноценными представителями своей расы и обрести новую семью. И за три месяца будущие волки Сайшат попутно хорошо почистили окрестности. Вон и сегодня, когда Хассаш перевалил середину своего дневного пути, ему неожиданно встретились три волка, которых вел Лигдам, отправленный на поиски несколькими днями ранее.
– Родитель, – раздался из-за спины голос Катаюн. – Почему ты решил взять эти «падшие листочки» с собой, а не запереть до нашего возвращения?
«Падшие, – хмыкнул про себя Атей. – Вот же придумала». Вслух он сказал:
– Есть такое мудрое изречение, Ката: держи друзей близко, а врагов еще ближе. Да и сомнения меня грызут по поводу того, что они враги. А вот иметь рядом двух отличных воинов никогда не помешает. Кстати, позови их. Будем слушать их исповедь.
– А это еще что? – пружинисто поднявшись и потянувшись, спросила девушка.
– Честный рассказ обо всех своих грехах. Есть разумные, которые считают, что если исповедаться в своих грехах, то Бог их не накажет, а обязательно простит.
– Это вера?
– Ну да. Было время, разумные даже могли заранее купить себе почти любое отпущение их будущих грехов.
– У кого? – не поняла «мышка».
– У жрецов, у кого же еще?
– Молодцы! – восхищенно воскликнула Катаюн.
– Кто? Жрецы или верующие? – улыбнувшись, решил уточнить князь.
– И те и другие. Одни из ничего делали деньги, у других появлялась иллюзия безгрешности, и они не терзали себя ненужными душевными муками. А то, что после смерти и тем и другим, как сказал бы наш воевода, хурги пятки буду жарить – да кто об этом задумывается? Глупцы, – она вдруг резко сменила тон. – Только боги решают, простить или наказать, а не их жрецы. А уж заранее отпускать грехи по бумажке – вообще дурь. Надо было кому-нибудь тюкнуть такого служителя по голове кистеньком, сразу после получения такого прощения. А что, грехи-то уже списали – творю, что хочу. Думали бы потом, как торговать от имени богов.
– Ты мне альвов позовешь? – напомнил Атей, выслушав ее эмоциональную речь.
– Да идут уже, – показала она в сторону костра, где собрался отряд. – Я давно Пайяму знак подала.
– Давай отбой, – встал на ноги Призрак. – За ужином при всех расскажут о своих похождениях. Я решил, что «теням» и волкам будет полезно послушать, чтобы потом правильно оценивать свои действия в отношении этих парней.
Атей с Катаюн подошли к костру, с которого уже сняли небольшой котел с ароматно пахнущей шулюмкой. Отряд Призрака был самым малочисленным и насчитывал кроме них с Саем еще четыре «мышки» и четыре оборотня, плюс два альва, которые сейчас находились под их пристальным надзором, и присоединившийся в полдень Лигдам с тройкой «необращенцев-вайронов». Получив из рук одной из «девушек-мышек» свою порцию в глубокой деревянной плошке, ложку и горбушку ржаного хлеба, Атей сказал:
– Рассказывайте.
К кому относилась эта фраза, можно было не уточнять. Аршаль уже собирался поставить свою тарелку на расстеленную холстину, но был остановлен князем.
– Ешь и рассказывай, а то остынет. Обойдемся в лесу без этикета.
Благодарно кивнув, альв зачерпнул первую ложку и аккуратно отправил ее в рот. Призрак не просто так сказал, чтобы беседа прошла за ужином. Когда разумный не только смотрит тебе в глаза, рассказывая о своей жизни, но при этом еще и занят чем-то, легче определить его состояние. Моторику движений никуда не спрячешь, а она о многом может сказать.
Вот и сейчас, глядя, как Аршаль медленно помешивает густую наваристую похлебку, Атей чувствовал, что он не пытается выдумать легенду для них с братом, а просто решает, с чего начать.
– Мне было восемь лет, а Аламгиру пять, когда князь Светлого леса решил, что мы подходящие кандидатуры для «упавших листьев». Мы тогда очень удивились этому, потому что обычно «падшими»… – Он грустно улыбнулся и пояснил: – Я слышал, как нас называют некоторые «мышки». Так вот, такими становились только сироты, которые воспитывались в специальной школе с самого рождения. У нас же к тому времени были не только родители, но и многочисленная родня. Отец, который служил тогда в дворцовой страже, объяснить, почему так – не смог. Или, скорее всего, просто не стал. Как и мать, впрочем. Тогда мы видели своих родителей в последний раз.
Три года ускоренного обучения, и нас в сопровождении пяти старших воинов школы переправили сначала в Рузею, потом в герцогство Верен, а затем к границам леса Изгоев. Внедрение в общество изгоев должно было произойти по тому же сценарию, что и с Корешком: бойня на границах леса и два выживших израненных паренька. Вернее сказать – это у Корешка потом был такой сценарий. Мы были чуть ли не первыми «упавшими листьями», которых отправили в свободный полет. Вот только все пошло немного не так. Бойня была, но она состоялась немного раньше и закончилась не с тем результатом, на который рассчитывали наши провожатые. Уже на границе нас догнал наш дядя Асетал Сквозняк и без разговоров вступил в бой с сопровождавшими нас воинами. Ему тогда очень сильно досталось, но он выжил и перед тем, как попасть в руки Лесных Стражей изгоев, успел нам сказать, чтобы мы всем говорили, что он наш отец. Мы послушались.
Не знаю, что Асетал говорил Изумруду, но нас приняли в новое общество. И вот тут дядя стал буквально выкорчевывать из нас все то, что нам прививали в школе Светлого леса. Что стало причиной тому, что мы по-настоящему приняли ценности изгоев, я сказать не могу. Может быть, наше ускоренное обучение и досрочный выпуск так повлиял. Не успели преподаватели до конца привить нам мысль об исключительности светлых альвов. Может, беседы с дядей, который по-новому открывал нам глаза на наших сородичей, а особенно на владыку. Может, его рассказы об империи Криса Великого. А может, все сразу и более гибкое детское восприятие мира, но мы тоже стали изгоями. Не внешне, а по своей оценке окружающего мира, а позже заслужили право на воинскую косицу. Асетал действительно погиб, защищая Галиона Изумруда, а лес Изгоев стал нашим новым домом, и мы все реже вспоминали о том, что пришли в него совсем с другими целями. Нас не беспокоили наши бывшие сородичи, и мы были очень рады, решив с братом навсегда похоронить в своих душах эту тайну. И даже если бы пришла весть о том, что нам стоит выходить из тени и делать то, ради чего нас направили к изгоям, – мы бы этого не сделали.
А потом появился ты, князь. Узелок, Мидэл и другие дали тебе клятву, а княжна леса стала твоей женой. Слух о твоих делах шел впереди тебя. И когда Изумруд объявил о наборе первых двух десятков воинов, кто желал бы выйти из-под сводов леса в большой мир, – мы, не раздумывая, сделали свой выбор. За несколько дней мы поняли, что попали именно туда, куда подсознательно всегда стремились. В одну большую семью. Случай с Корешком был для нас как удар молнией. И наша ненависть к нему и его поступку была неподдельной. А потом, взвесив все за и против, решили во всем честно признаться тебе. Вот и все. Мы примем любое твое решение, князь, даже если это будет смерть. Хотя, – он отправил в рот уже немного остывшую похлебку и прожевав, улыбнулся. – Если она будет такой же, как и у Ракита, то становится немного страшно.
У костра установилась тишина, лишь слышно было, как еще в одном котелке начинает булькать вода для «взбодрина» да потрескивают дрова. Князь посмотрел на Аламгира, и тот, правильно поняв этот взгляд, сказал:
– Немного скомканно рассказал, но брат никогда красноречием не отличался. Мне добавить нечего.
«Сай?»
«Грусть. Страх, что не поверят. Готовность принять неизбежное. Надежда. Фальши не почувствовал», – поняв вопрос Призрака, быстро ответил Кот.
– Если все действительно так, как вы рассказали, – наконец сказал Атей, – то добро пожаловать. Про то, что будет «если», и говорить не хочу. Потому как не правильно это. Как одолжение какое-то, «ты живи, но если что – до свидания». Вы или становитесь своими или нет. Другого «или» не будет. Слушайте, смотрите, впитывайте то, чем мы дышим и живем. Вот и все. Надеюсь, что я не ошибся в вас и вы когда-нибудь наденете на левое плечо «лапу Сая». Я сказал.